Придорожная трава - Страница 90

Но какие бы ужасы не рисовало ее воображение, реальность оказалась страшней и безысходней. Это был вовсе не Азат – огромное отвратительное пугало на четырех лапах перешагнуло порог ее комнаты.

Волк? Медведь? Острые уши над вытянутой клыкастой мордой и бесстрастный взгляд человеческих глаз. Грузное тело медведя, поросшее шерстью и богатырская грудь здорового мужчины. Ника вцепилась ногтями в одеяло, подтягивая его к себе и пытаясь закрыться им как щитом.

Зачем он пришел сюда? Что он собирается делать? Она хотела закричать, но только тоненько завыла от ужаса и безысходности. Какая же она была дура! Да в этом доме нельзя было оставаться ни минуты! Надо было бежать отсюда и уводить детей! Почему она не послушала Надежду Васильевну?

Чудовище оглядело комнату исподлобья и медленно двинулось в ее сторону, облизнувшись. Это не сон, как жаль, что это не сон! Как хорошо было бы проснуться сейчас, чтобы не видеть, как косматая тварь приближается к кровати. И цель у него может быть только одна – сожрать ее, сожрать немедленно.

Ника вскочила на ноги, увлекая одеяло за собой, и поискала глазами пути к отступлению. Нет, ей не уйти! Даже если ей удастся выскочить в коридор, эта тварь все равно догонит ее, догонит и сожрет!

Нет, она не позволит этому страшилищу расправиться с собой, как с кроткой овечкой! Она будет защищаться! Ника набросила одеяло на голову неведомому зверю, на секунду лишив его зрения, и кинулась к балконной двери, изо всех сил дергая ручку на себя. Но тут же замерла и отступила: за стеклом плавно покачивалась тонкая фигура, одетая в саван. На синем лице застыла неподвижная улыбка, обнажающая единственный тонкий клык. Сзади по паркету снова клацнули когти, Ника отшатнулась в сторону, и увидела, что у этого пугала человеческие руки, с длинными изогнутыми ногтями. Она прижалась к стене и попыталась продвинуться к двери, но чудище перегородило ей дорогу.

– Что вам надо? Зачем вы явились сюда? – ей казалось, что она громко кричит, на самом же деле из горла вырывался еле слышный шелест.

– Я хочу оставить тебе доказательства своего существования, – выговорило чудовище звериной пастью и поднялось на задние лапы, – чтобы утром ты не забыла о том, что видела действительно меня, а не ряженого на маскараде.

Ника задрала лицо вверх и медленно сползла на пол, не смея оторвать глаз от дьявольской медвежьей фигуры, нависающей над ее головой. Чудовище впилось ногтями в стену и процарапало в бревнах пять глубоких полос.

– Мне бы хотелось оставить такие же отметины на твоем лице, – ненависть гремела в его голосе и светилась в ненормальных человеческих глазах.

Зверь снова встал на четвереньки и вперился взглядом Нике в лицо.

– Но я надеюсь на твое благоразумие, – выплюнул он с презрением, как будто сожалел о том, что не может изуродовать ее немедленно.

Звериная морда замерла в сантиметре от ее носа и оскалилась, приподняв верхнюю губу. И оттого, что дыхание чудовища коснулось ее лица, Ника почувствовала непереносимую дурноту, подкатившую к горлу. Оскаленная пасть закружилась перед глазами и поплыла назад и в сторону, растворяясь, а потом исчезла за черной пеленой забытья.

Она пробыла в обмороке недолго, во всяком случае, ей так показалось. А привели ее в себя крики девочек из их комнаты. Ника немедленно вскочила на ноги – это ерунда, что после обморока долго не можешь вспомнить, что произошло. Она отлично помнила клыки отвратительного чудища, и если неведомый зверь оставил ее в покое, то ему ничто не мешает напасть на ее детей!

– Мама! Мамочка, скорей! – неслось из детской.

Ника кинулась в коридор, спотыкаясь и путаясь руками в полах расстегнутого халата.

– Марта! Майя! Я бегу! Я сейчас! – крикнула она ходу, совершенно забыв о том, что детям надо подавать пример невозмутимости и хладнокровия в любых ситуациях. Если это пугало набросилось на ее дочерей, она разорвет его голыми руками, зубами перегрызет ему горло! Ника совершенно не чувствовала страха, только сумасшедшую ярость и желание вцепиться ногтями в того, кто посмел причинить зло ее детям.

Она влетела в детскую в развивающемся халате, тяжело дыша, и остановилась, не понимая, что происходит. Близняшки стояли у окна, глядя на сумрачную долину, и кричали.

– Что? – выдохнула Ника, – что случилось?

– Мамочка, там пожар! Там пожар! – со слезами в голосе выговорили они хором.

Ника опустилась на одну из кроватей, и из глаз у нее побежали слезы облегчения. Никто не нападал на ее девочек, никакое чудовище не собиралось их загрызть. С ними все хорошо.

– Мама, это же Сережкина избушка, – рыдали они в голос.

Ника постаралась взять себя в руки. Надо объяснить детям, что это не повод так волноваться.

– Надо же им помочь, мама, они же сгорят!

– Не сгорят, – устало ответила Ника. Слов совершенно не находилось. Ну не объяснять же детям, что это их отец велел поджечь избушку?

– Надо вызвать пожарных! Надо же что-то делать!

– Девочки, – тихо сказала Ника и подошла к окну, – я думаю, пожарных вызвали без нас. Мы ничем помочь не можем. Ну, подумайте сами, что бы мы могли сделать?

– Может быть, они спят и не видят! Они же сгорят! – крикнула Марта и топнула ногой.

Ника прильнула к стеклу. Нет, они не спят, вокруг избушки явно кто-то двигается, значит, пытаются потушить. Да и огонь поднимается не слишком высоко.

– Нет, мои милые, они не спят, не беспокойтесь. Посмотрите хорошенько, они проснулись и вызвали пожарных, я уверена.

– Мы что ж, так и будем из окна смотреть? И ничем не поможем? – Марта, в отличие от Майи, перестала плакать.