Ника случайно надавила на клаксон, «Рено» взвыл, и она в испуге отдернула руки от руля. Ну, нет! Хватит рыдать! Она достаточно сегодня наплакалась на плече у плотника. Спасибо ему, конечно, но больше она в его поддержке не нуждается. Надо немедленно уезжать отсюда, надо быть просто ненормальной, чтобы задержаться тут еще на одну ночь, а время явно близиться к вечеру.
Ни в какую коммуналку она, разумеется, не поедет. Она еще не сошла с ума! Да и адрес ей неизвестен, и выяснять его она не станет. Ника вышла из машины и подобрала выброшенный со злости телефон – он ей может пригодиться. Интересно, до которого часа работает большой поселковый универмаг? Может быть, они успеют?
Ника выехала из ворот и подрулила к рекламному щиту. Она еще вернется.
– Марта, Майя! Садитесь в машину немедленно! Мы уезжаем! – крикнула она девчонкам, сидящим на крылечке избушки вместе с Сережкой.
К машине подбежала Айша и преданно заглянула в глаза сквозь стекло. Ну вот, Ника чуть не забыла про собаку! Нет, она не оставит ее здесь. Ника вышла из машины и усадила зверюгу на переднее сидение. Им недолго ехать, пусть девочки едут вдвоем на заднем.
Они прощались с Сережкой. Нет, Ника не сможет попрощаться с плотником. С Ильей. Это выше ее сил. Она посигналила, девчонки оторвались от своего товарища и бегом бросились к машине.
Все. Прочь отсюда, прочь!
Выезжая на дорогу, она увидела в зеркальце заднего вида, что Илья вышел на крыльцо, и машет ей рукой. И лицо у него печальное, как будто он не мечтал всю жизнь о ее отъезде!
Когда они подъехали к универмагу, Ника едва успела схватиться за ручку двери, которую девушка в униформе собиралась захлопнуть у нее перед носом.
– Я хочу купить у вас очень дорогую вещь, но она нужна мне срочно, – Ника с силой потянула дверь на себя. Она еще в воскресенье присмотрела серебряный столовый набор. Пятьсот долларов – не деньги, ни бедней, ни богаче они ее не сделают.
– Мне без разницы, – равнодушно пожала плечами девица, – мы закрываемся.
Ника порылась в кошельке и сунула ей сторублевую купюру. Девица снова пожала плечами и пропустила ее внутрь.
Завладев набором из четырех серебряных предметов, Ника удовлетворенно вернулась к машине. Теперь спешить некуда.
– Мам, мы едем в город?
– Нет, мы едем в гости. На три дня.
– А к кому?
– К одной бабушке. Надеюсь, она не откажется нас принять.
Ника завела мотор – ведунья единственный человек в поселке, с которым она знакома, кроме, конечно, секретарши из приемной администрации.
Старуха открыла дверь, когда они всем табором только вышли на тропинку, ведущую к ее крыльцу.
– Я постелю девочкам на веранде, ну а тебе поставлю раскладушку. Надеюсь, собака переночует на улице.
– Вы ждали нас? – опешила Ника.
– Разумеется, – хмыкнула ведунья, – но учти, я не стану выслушивать твои идеи, и тем более принимать участия в их осуществлении.
Ника кивнула. С тех пор, как она выехала из долины, ее, не переставая, била нервная дрожь. Ее девочки будут счастливы. Они никогда не будут жить в коммунальной квартире, они никогда не узнают, что такое унижение, и голод, и страх перед завтрашним днем. Она отомстит тем, кто два месяца травил ее и пугал ее детей до обмороков, тем, кто убил Азата. Тем, кто собирался убить и их. Тем, кто заставил ее поверить в то, что смерть сладка и желанна.
И если на одну чашу весов положить благополучие ее деток, а на другую – милого, доброго плотника, то, очевидно, она выберет своих детей. Она уничтожит избушку. Чего бы ей это не стоило. И пусть ей за это грозит тюрьма. Что случится потом – не имеет значения.
На следующее утро Ника отправилась в поселковую администрацию. Она думала, что требующаяся ей бумага будет стоить больших денег, но секретарша напечатала ее под диктовку за пять минут и с радостью приняла в качестве оплаты двести долларов. Да еще и посчитала совершенную сделку чрезвычайно для себя выгодной. Разумеется, бумага ничего не стоила в глазах закона, но на это Ника и не рассчитывала.
Гораздо трудней оказалось найти тех, кто согласится осуществить ее замысел. Строителей вокруг было множество, поселок разрастался на глазах, но в четырех местах ее послали довольно грубо, с присущей строителям прямотой. А в пятом покрутили пальцем у виска и молча отвернулись.
Только на следующий день ей удалось найти бригаду, которая рубила просеку на другой стороне реки, километрах в восьми от долины. Мастер – мрачный бородатый мужик с папиросой в зубах – скептически глянул на фальшивое постановление поселковой администрации, хмыкнул в усы и сказал:
– Это дорого стоит.
– Сколько? – спросила Ника.
– С вызовом трейлера?
Она кивнула, и мастер назвал вполне приемлемую сумму. Правда, после оплаты наличности у нее совсем не оставалось, а есть ли деньги на банковской карточке, она не знала. Конечно, это были ее собственные деньги, но кто знает Алексея, он мог добраться и до них.
– Только… – попыталась сказать она.
– Да понял я, понял, что домик не ваш. И хозяева, я так полагаю, будут возражать.
Она снова кивнула.
– Стас! – крикнул он, – завтра поедешь деньги зарабатывать, хватит тут задарма горбатиться. Иди сюда, поговорим с дамочкой.
Ника не спала всю ночь – ее не отпускало нервное напряжение. Неужели она и вправду осуществит то, что задумала? Конечно, она приняла решение, а обычно она от принятых решений не отступала, но ведь еще не поздно передумать. Чем ей это грозит? Тюрьмой? Она уже свыклась с этой мыслью. Лучше сразу рассчитывать на самый неблагоприятный исход, чем обнадеживать себя иллюзиями. В конце концов, тюрьма грозит ей, а не ее детям.