Придорожная трава - Страница 115

115

Слезы побежали из глаз с новой силой. Похоже, долина широко известна в поселке, и слава эта явно недобрая.

– И что такого плохого в этом месте, объясните вы мне? Все твердят – плохое место, а толком никто ничего сказать не может!

– А то и плохо, что никто жить там не может. И никогда никто там не жил, не селился. Рассказывают, еще до революции монастырь там хотели построить. Целый год пытались строиться, но ничего не вышло. Мор среди монахов пошел, кто от болезней умер, кто убился, кто утонул – почти никого в живых не осталось. Тогда и прокляли это место, и жить там людям заказали.

– Интересно это все, конечно, только на сказку похоже больше, чем на правду, – всхлипнула Ника.

– Сказки это или не сказки, а то, что жить там нельзя – вот это точно. Монастырь строили – истинная правда, никакого вранья. Все в поселке об этом знают. И вот что я вам скажу – отец Артемий батюшка молодой, силы свои хотел попробовать, крепость веры проверить. А старый батюшка правильно вам отказал. Уезжать оттуда надо, а не дом святить. Потому как нельзя христианским душам там жить, и все тут. А почему – этого я не знаю, да и знать не хочу. А вам советую – уезжайте, пока не поздно, и доченек своих увозите.

Ника ничего не ответила и отвернулась. Все твердят ей одно и тоже, как будто сговорились!

– Да не могу я уехать! Некуда мне ехать! – неожиданно вскрикнула она, – никто не понимает, никто не хочет помочь!

Женщина снова погладила ее по плечу и сочувственно покачала головой. Ника поднялась, вытирая слезы, и собралась идти к машине, но все же обернулась, чтобы поблагодарить добрую женщину, и увидела, что женщина хочет сказать ей что-то, но не решается. Помедлив минуту, она все же подошла к Нике, и, привстав на цыпочки, быстро прошептала ей в самое ухо:

– Вы вот что, коли мне не верите, так у старухи Бутовой спросите, если она не знает, то и никто не знает. Она гадалка, ей чуть не сто лет уже, и кому и знать-то как не ей! Беру грех на душу, к ворожее вас посылая, но ведь если что с вами или с девочками случится, грех еще больший выйдет! Живет она в самом последнем доме по улице Лесной, номера на доме нет. Потому что этот дом вроде как нежилым считается, и ни к какой улице не относится. Как Лесная кончается, дорога сужается и начинается будто тропа, по ней и идите, пока на поляну не выйдете. На машине не проехать вам будет, сразу говорю, так что пешком идите. Утром не ходите, дверь не откроет, вечером идите. И денег не берите с собой, ни в коем случае, ведуньи деньгами не берут, но одарить бабку надо. Уж сами придумайте чем – продуктов, ткани какой купите. С пустыми руками к ней никак нельзя, еще сглазит, не приведи Господи! А теперь пойду я, да и вы поезжайте себе с Богом!

Сказав это, женщина быстро удалилась, как будто испугавшись своего совета, и оставила Нику в полнейшем недоумении.

Ника села в машину, скинула ненавистный платок, из-под которого во все стороны торчали растрепанные волосы, и привела себя в порядок. Местные священники, оказывается, суеверны словно неграмотные старухи. Нет, она не пойдет в ворожее, или как ее там… Она сделает все как задумала, недаром нечисть сидела тихо, ожидая появления отца Артемия!

Алексей, как ни странно, воспринял ее просьбу прислать батюшку очень спокойно и одобрительно и пообещал перезвонить, когда сможет об этом договориться. Узнав, что она не дома, он очень расстроился: оказывается, ремонтная бригада давно выехала и должна была час как прибыть на место. Времени у них в обрез – завтра утром приезжает Петухов, надо хотя бы создать видимость того, что со столовой все в порядке. Вдруг он захочет осмотреть дом? Две запертые комнаты – это слишком подозрительно. Про спальню всегда можно сказать, что там не прибрано, в конце концов, это не то место, куда следует заглядывать посторонним. Но про столовую этого не скажешь, и ремонтники будут работать всю ночь. Ника на это покачала головой, но решила, что толпа мужчин в доме избавит ее на эту ночь от кошмаров и видений.

На следующее утро, часов в двенадцать, Илье позвонил Кольцов.

– Илюха, у Залесского есть покупатель на дом, он хочет тебя видеть.

– Залесский или покупатель? – хмуро спросил Илья.

– Какая разница?

– Так пусть придет и посмотрит, – Илья зевнул.

– Слушай, не выделывайся. Иди, они оба на срубе.

– Ты знаешь, как я разговаривал с Залесским в последний раз?

– Не знаю, и знать не хочу. Илюха, он до продажи дома нам всех денег не выплатит. Иди, сказал.

– А самому ему западло было меня позвать? Или у него ментов под рукой не оказалось? – Илья цыкнул зубом.

– Про ментов не понял, но я думаю, он решил, что быстрей позвонить.

– У него есть мой номер, мог бы позвонить сам.

– Ладно, кончай, иди, сказал.

– Хорошо, – буркнул Илья, – только из уважения к твоим голодающим детям.

– Позвони потом, мне интересно.

– Ладно, позвоню, – хмыкнул Илья, и, нажав отбой, добавил, – если жив останусь.

Перед тем, как выйти из избушки, он глянул в зеркальце – синяки на лице еще не сошли полностью, зато приобрели оригинальный ярко-желтый цвет с фиолетовыми разводами. Да и ссадины на руках, от пальцев до плеч, тоже издали бросались в глаза. Илья хотел надеть рубашку с длинным рукавом, но передумал – все равно лицо и кисти рук не спрячешь, тогда зачем это нужно? Тем более что на улице стоит жара.

Залесский и его покупатель – шустрый, мелкий мужичок – и вправду ждали его около сруба. Залесский поглядывал на часы.

– Здравствуйте, Илья Анатольевич! – поприветствовал он Илью с несколько развязной улыбкой.

– И вам того же, – кивнул Илья.

115