Придорожная трава - Страница 40

– Фу, какая мерзость, – прошипела она себе под нос. Никто, кроме нее, на кота внимания не обратил.

Хозяйка проводила их до ворот и пожелала приобрести участок поблизости – они могли бы стать добрыми соседями. Ирина рассеянно кивнула и поскорей вышла со двора. Но только они вновь оказались на асфальтовой дорожке, между деревьев мелькнула почерневшая халупа, стоящая под рекламным щитом. И Ирина поняла, что за взгляд преследовал ее на участке – это лачуга смотрела на нее двумя темными окнами. У нее были голубые глаза, цвета неба, только на дне их плескалась тьма, глубокая и мрачная. Глаза-окна смотрели на нее как из-под земли, как из могилы.

Ирина тряхнула головой, но все равно не смогла избавиться от навязчивого взгляда. Он жег ей спину, мешал думать, ей хотелось стряхнуть его с себя, как паука, ползущего по одежде, и она пару раз так и сделала, совершенно машинально. И хотя они удалялись от въезда в «Долину», и деревья скрыли лачугу из виду, взгляд все равно никуда не исчезал, и Ирина догадывалась, что избавиться от него она не сможет, даже если зароется в землю. Мысль о том, что лачуга ползет за ней, прячась за деревьями, заставила ее похолодеть.

Муж и менеджер беседовали увлеченно и горячо, когда подошли к недостроенному дому, но Ирина не слушала их разговора. Ей хотелось только одного – немедленно покинуть это место. Здесь пахнет болотом, здесь холодно и сыро, здесь на голову рушатся потолки, здесь дома наблюдают за тобой из-за деревьев, здесь под ноги кидаются больные животные. Бежать, бежать немедленно!

Ирина на секунду представила, как она садится в машину, а машина не заводится, и почувствовала себя героиней фильма ужасов. Паника подкатила к горлу, как недавно в доме.

– Мне здесь не нравится, – сдержано сообщила она мужу.

– Погоди, – отмахнулся он от нее. Они обошли сруб и увидели человека с топором, колдующего над толстенным бревном. Человек был одет в спортивные штаны с пузырями на коленках и вытянутую грязную майку, однако, когда он выпрямился навстречу гостям, Ирина не могла не отметить, что он удивительно нравится ей. У него была грустная, чуть виноватая улыбка, но все равно ей показалось, что это сильный и мужественный человек, который просто не догадывается об этом. И, между прочим, очень симпатичный. Когда же его взгляд скользнул по лицу Ирины, она заметила, как глаза его стали встревоженными и сочувствующими, будто он прочитал на нем ее страхи.

– День добрый, – поздоровался муж, – так это вы рубите эти чудесные дома, так сказать, непосредственно?

Человек неуверенно кивнул и ответил:

– Я делаю только срубы. Фундамент, кровля и отделка – это не по моей части.

– Ну, кровлю у нас все умеют делать, – подмигнул ему муж, – а вот такие срубы я вижу в первый раз.

Человек снова пожал плечами, но нисколько не удивился, будто привык слышать подобные комплименты в свой адрес.

– А если я захочу построить такой же дом, срубите его мне?

– Срублю, – ответил человек, – только не здесь.

– Почему же не здесь? – опешил муж.

– Здесь жить нельзя, это плохое место, – просто сказал плотник. На этот раз он не пожимал плечами и не сомневался в том, что говорит.

– Ты… ты… – задохнулся Андрей, – ты чего несешь?

– Я сказал, то, что есть, – человек нисколько не смутился.

И Ирине захотелось закричать вслед за ним, что он прав, здесь нельзя жить, и она никогда не согласиться еще раз приехать сюда, не то, что поселиться. Что надо немедленно бежать отсюда, пока не случилось ничего непоправимого.

– Да ты понимаешь, что делаешь? – Андрей выставил вперед грудь и воинственно пошел на плотника. Это было смешно – человек, держащий в руке тяжелый топор легко, словно дирижерскую палочку, явно мог за себя постоять.

– Погоди-ка, – остановил Андрея муж, – вы разберетесь, когда я уеду. Ну-ка, объясни мне, что это ты имеешь в виду?

– Да что он может иметь в виду, он же просто работяга здесь, кого вы слушаете! – менеджер чуть не сорвался на визг.

Плотник глянул на него спокойно, поднял и опустил брови, как будто удивился такой эмоциональности, и спросил:

– Неужели вы сами не видите? Долина не пустит сюда никого. Разве вы не чувствуете, как кто-то на вас смотрит? И смотрит, между прочим, вовсе не по-доброму.

И паника Ирины, в итоге, прорвалась сквозь умение держать себя в руках, выплеснулась наружу и понесла ее в совершенно неведомую стезю – истерику.

– Да, я чувствую! Это плохое, плохое, плохое место! Я хочу уйти, немедленно, заберите меня отсюда, скорей, Саша, пойдем отсюда! Я умоляю, я больше не могу здесь находиться! Ну что же ты стоишь, тебе же сказали, что здесь жить нельзя, что еще тебе надо, каких объяснений? Пожалуйста, пойдем отсюда!

Слезы хлынули из глаз, рыдания сдавили горло, и дальше она смогла выдавать только нечленораздельные звуки – про кота, про живые дома, про болотный запах. Вряд ли кто-то смог разобрать, что она говорила. Ноги подогнулись сами собой, и она ничком опустилась в пахучие опилки, толстым слоем покрывшие землю, стискивая и разжимая кулаки, содрогаясь от рыданий и пытаясь спрятаться от невыносимого взгляда, сжаться в комок, слиться с окружающим ландшафтом.

– Ну, что же вы стоите, – услышала она голос плотника, – вы что, не видите? Ей же плохо. Сейчас, я воды принесу.

Ирина посмотрела вокруг, увидела мужа, стоящего как истукан с открытым ртом и Андрея, досадливо морщившего лицо. И эта его досада вызвала новый приступ рыданий, как у ребенка, истерику которого питает все вокруг.

Чьи-то руки разжали ее судорожно искривленный рот, слегка запрокинули голову, и в него влился глоток воды. Ирина закашлялась и глотнула – судорога рыданий на секунду отпустила ее, но она воспользовалась этим только для того, чтобы прокричать: