Придорожная трава - Страница 13

Он рассеянно кивнул хозяину и вышел во двор. Смешно было думать, что кто-то из хозяев стройки послушает его доводы в пользу избушки. Смешно было рассчитывать на то, что он сможет жить в ней всегда. Это чужое имущество, и его владельцы вовсе не должны принимать в расчет его желания и потребности. Но все равно, как же обидно!

Кольцов остался с хозяином, утрясать денежные вопросы, а Илья направился в избушку. В кармане запел мобильник, он, не глядя, снял трубку и мрачно прорычал:

– Да.

– Привет, дядя! Чего такой злой? – прочирикала ему в ухо Танька, которой он неосторожно оставил номер телефона.

– Да нет, ничего. У тебя что-то случилось?

Илья, конечно, предупредил ее, чтобы звонила она ему только по делу, но несильно надеялся, будто она так и сделает. Не ошибся.

– Да нет, я так. Прикинь, Леха приходил…

– Ну и? Конфет принес?

– Не то слово! Прикинь, чупа-чупсов купил, штук десять, и нарциссов. Помятых, конечно, но все же – цветочки! Я, собственно, только похвастаться хотела.

Илья хмыкнул себе под нос – конфеты он представлял себе по-другому. Но чего ожидать от неотесанного Лехи? И так большой прогресс.

– Ну что, рад за тебя. Если он скандалить будет, ты ему про меня напоминай.

– Конечно, – хихикнула Танька, – ну пока, дядя, у меня денег на счете не осталось!

– Пока, – снова хмыкнул Илья.

Илья поднялся на крыльцо, открыл дверь в избушку и остановился. Неужели, и вправду снесут? Вот этот чудесный домик из бревен, отсвечивающих тусклым свинцовым блеском? С крышей, крытой гонтом? Он провел рукой по теплому, нагретому солнцем дереву, словно погладил. Черт возьми, как же обидно! Переехать в безликий вагончик, где не будет теплой печки, и Печника, который по ночам топает маленькими ножками по столу. Где вместо окошек, отделанных резными наличниками, будут «проемы», закрытые стеклопакетом. Хорошо если стеклопакетом, как у соседей, а то ведь и просто шатающимся стеклом, сквозь которое дует ветер.

Он покачал головой и вошел внутрь.

Судя по крепкому запаху перегара, Кольцов не соврал. Мишка валялся на лавке в кухне, видимо, сил добраться до кровати ему не хватило, и громко храпел. На дощатом, плохо оструганном столе рядом с ним стояла початая бутылка «Столичной».

Илья прекрасно понимал, что нет никакого смысла его будить и что-то выговаривать – Мишка все равно не вспомнит ни слова, когда протрезвеет. Но высказаться сильно хотелось. Еще сильней хотелось шарахнуть Мишку мордой об стол.

– А ну просыпайся, падла! – Илья дернул Мишку за ногу в грязном ботинке.

Мишка издал долгий, мучительный стон.

– Вставай, зараза! Я пятьдесят баксов за твою кодировку всего неделю назад заплатил! Какого ты опять нажрался-то?

Мишка шумно, со всхлипом, вздохнул и сел, опустив ноги на пол. Глаза его были совершенно безумными, но он пытался придать лицу осмысленное выражение. А может, просто хотел сфокусировать взгляд на «Столичной».

– Илюха… – заговорил он хрипло, – болото. Кругом болото. Сыро, холодно. Дома провалились, сгнили все. Деревьев не осталось. Как жить, Илюха?

– В окно глянь, болезный, – Илья похлопал его по плечу, – до белочки-то еще неделю пить надо.

– Говорю тебе – болото кругом. Гниет. Как нарыв, изнутри гниет. Страшно.

Илья внезапно вспомнил, что снилось ему перед рассветом. Ясный, осязаемый сон. Сапоги проваливаются в вонючую жижу, под рукой ломается тонкий ствол гнилого деревца… Как нарыв, действительно – нарыв. Потому что внутри происходит нечто, медленно нарастает напряжение, как будто рано или поздно случиться страшное.

– Ладно, – махнул он рукой, – спи себе, зараза.

– Илюха, как жить-то будем? – Мишкин взгляд, в итоге, сфокусировался, – на болоте жить нельзя.

– Да нету болота, приснилось тебе. В окошко посмотри. Солнце светит, листики распускаются.

– Значит, будет. Случилось что-то, Илюха, точно тебе говорю. Кастрюли гнутые на земле валяются, тарелки битые. Телевизор с разбитым экраном. Нету избушки нашей… гусеницы… домики твои раздавленные… Жалко домики…

Мишка всхлипнул сопливо, так что стало его жаль. Приснился сон плохой человеку, а он спьяну и понять не может, что это сон.

– Да вон же они, домики-то! – Илья махнул рукой на полку над столом, – и кастрюли на месте, и телевизор стоит. Приснилось тебе.

Было у Ильи увлечение – клеил он дома из спичек. Все дома, которые рубил, в спичках воспроизводил, и другие, которые понравились. Фотографировал со всех сторон понравившийся дом, а потом собирал и на полку ставил. Модели своих срубов всегда в двух экземплярах делал – дарил хозяевам, это очень людям нравилось. Оба огромных терема из Долины он тоже склеил дважды. Так они пока и стояли на полке, вместе с сотней других спичечных моделей.

– Нет, Илюха, что-то случилось. Гусеницы, гусеницы… Железные, грязные…

Чует ведь, алкоголик несчастный… И откуда только? Ведь Илья еще слова ему не сказал.

– Может, не будешь пить сегодня больше, а? Я ребенка вечером привезу.

– Не буду, не буду. Вот похмелюсь только, и больше не буду.

Илья снова махнул рукой – бесполезно. Вот похмелится, проспится, еще раз похмелится, и так до бесконечности. Глядя на Мишку с Володькой, он дал зарок: по утрам ничем здоровье не поправлять, не пить даже пива – слишком хорошо рассмотрел, чем это заканчивается. Институтские друзья, с которыми он выпивал время от времени, удивлялись, иногда и обижались, что он два дня подряд пить отказывается, но потом привыкли, смирились, как и со всеми остальными его чудачествами. Правда, в большинстве случаев, с утра они Илью и не видели. Как-то само собой получалось, что под конец пьянки обязательно находилась какая-нибудь симпатичная (в тот момент) особа, которой он был небезразличен. Стоило Илье немного выпить, как он становился любвеобилен, женщины притягивали его к себе, а зачастую и тянули в прямом смысле слова, и сопротивляться своим чувствам и их желаниям он не считал нужным. Друзья знали об этом, поэтому крепко держали жен за юбки. Впрочем, это был скорей повод для постоянных шуток, чем для обид.