Придорожная трава - Страница 120

120

Батюшку переложили на носилки и, ни слова не говоря, вынесли из дома – головой вперед и с открытым лицом, что немного обнадежило Нику. Шофер направился следом, и Ника решила, что не имеет смысла бежать за ними и путаться под ногами. Она опустилась на стул, чтобы не упасть, и слезы побежали из глаз с новой силой. Она опять одна!

Близняшки медленно и осторожно, как зверьки, вылезающие из норки, подобрались к ней, сели на ковер и уткнулись ей в коленки. Они тоже плакали: может быть, поняли, что произошло, а может просто чувствовали ее отчаянье и безысходность.

Ника с ужасом подумала, что им не стоит смотреть на лужу крови, растекшуюся по полу, но сделать с этим все равно ничего не могла. Скорая включила сирену, совершенно бесполезную в лесу, и на секунду в гостиной мелькнул отблеск синей мигалки. Вой сирены удалялся быстро, и когда окончательно смолк, Ника стиснула кулаки и закусила губу. Можно сколько угодно жалеть себя и предаваться отчаянью! Это проще всего! Перед ней на полу сидели две маленькие девочки, которых никто, кроме нее не защитит. Она должна что-то делать. Если церковь бессильна, значит, найдется другая сила, которая справится с нечистью во главе с убийцей-плотником. Потому что на всякую силу должна найтись та, что еще сильней, в этом Ника всегда была уверена. Нужно только отыскать ее и заручиться ее поддержкой.

Она погладила близняшек по головам:

– Ничего, мои милые. Я этого так не оставлю, не бойтесь, у нас все будет хорошо. Вот увидите, я обязательно что-нибудь придумаю.

Слезы опять подступили к глазам, но Ника сдержала их и поднялась. Она не станет рассиживаться и распускать нюни. Прислужница в церкви предлагала ей сходить к ворожее? Что ж, возможно, ворожея подскажет, где искать ту силу, которая ей нужна. Надо испробовать все, проверить все пути решения проблемы, только тогда ее можно будет разрешить.

– Идите во двор, девочки, – вздохнув, попросила она, и подняла близняшек на ноги, – мне надо здесь прибрать.

Они послушно кивнули, все еще дрожа и всхлипывая.

– Батюшка был очень добрый, правда, мама? – спросила Майя, поднимая полные слез глаза.

– Он нас защитил, да? – всхлипнула Марта.

Ника подтолкнула их к выходу:

– Да, он нас защитил. Идите, пожалуйста, не мешайте мне, мне и так очень тяжело…

Они кивнули одновременно, и понуро направились к двери. Если бы не ужасная лужа крови на паркете, Ника ни за что не оставила бы их одних в такую минуту.

Узкая тропинка в конце Лесной улицы на другом конце поселка, далеко за железной дорогой, привела Нику к старому дому, который и вправду сначала показался ей заброшенным. Дом был обшит серо-коричневой вагонкой, еще сохранившей следы краски, которая давно облупилась и осыпалась. Крыша слегка покосилась как сдвинутая набекрень треуголка, окна скособочились, и некогда красивые резные наличники торчали вверх и вниз жалкими огрызками, словно обломанные зубы. Никакого забора вокруг дома не наблюдалось, протоптанная тропинка вела прямиком к крыльцу, около которого пышно разрослась сирень.

Ника огляделась и взошла на низкое крылечко – под ногами скрипнули и шевельнулись доски.

– Заходи, – услышала она хриплый голос из-за двери, хотя не успела постучаться.

Хлипкая дверь с широкой кривой щелью у порога скрипнула и приоткрылась еще до того, как Ника дотронулась до ее ручки. Ника осторожно переступила порог и огляделась. Никакой прихожей в доме не обнаружилось, сразу за дверью располагалась кухня, довольно чистая, с выбеленной печью, газовой плитой и старым, пожелтевшим от времени холодильником. Их кухни следующая распахнутая дверь вела в единственную комнату, тоже чистую и опрятную, что никак не вязалось с внешней заброшенностью дома. По другую сторону от кухни расположилась светлая веранда.

В комнате, за круглым столом, накрытым клеенчатой скатертью, сидела старуха – рослая, сморщенная, как сухой гриб, одетая опрятно и вовсе не по-деревенски. Так одевались барышни в тридцатых годах, почему-то Ника именно так представляла себе довоенный наряд, например, Анны Ахматовой. Перед старухой на столе лежала открытая книжка, стояла высокая чашка с дымящимся чаем, валялась початая пачка «Беломора», а большая хрустальная пепельница была полна папиросных окурков.

– Заходи, чего встала, – бабка панибратски подмигнула Нике и указала на место за столом.

– Здравствуйте, – уронила Ника и, озираясь по сторонам, двинулась в комнату.

– Чай будешь? – спросила старуха, и, не дожидаясь ответа, поднялась, подошла к массивному резному комоду, на котором стоял электрический чайник, несколько одинаковых высоких чашек, сахарница и вазочка с вареньем.

– Только к чаю у меня ничего нет, не люблю я сладкое, поэтому и не держу в доме. Хочешь, могу бутербродик с колбаской сделать.

– Нет-нет, спасибо, – опешила Ника от ее гостеприимства и простоты.

– Тогда так пей, – пожала плечами бабка, кинула в чашку пакетик с чаем, и залила его кипятком.

Ника присела на краешек стула, чувствуя себя школьницей в гостях у строгой учительницы.

– Не куришь, вижу, и правильно делаешь. Но я, извини, буду курить. Форточку открыть могу, но курить все равно буду.

– Конечно-конечно, – согласилась Ника, хотя не переносила табачного дыма и никогда курить в своем присутствии не позволяла.

Старуха поставила перед ней чашку с блюдцем, сахарницу и варенье. Нике ничего больше не оставалось, как вежливо кивнуть и пригубить обжигающего чаю. Вообще-то чай она не любила, и пила обычно кофе или минеральную воду.

– Рассказывай, как тебя угораздило в Долине дом построить, – бабка шумно отхлебнула из своей чашки, смачно дунула в мундштук папиросы, постучала им по пепельнице, смяла гильзу и закурила, щелкнув бензиновой зажигалкой «Зиппо». Ника пригляделась – зажигалка, очевидно, стоила немалых денег, хотя могла оказаться и дешевой подделкой.

120